Взаимодействие актеров со зрителями
В шоу много взаимодействия актеров со зрителями: артисты могут взять тебя за руку, поманить, запереть с собой в комнате, увести на тет-а-тет. Степан рассказал мне, что такая сцена называется personal experience. По его словам, структура создается непосредственно самим актёром и основывается на том, что его будоражит или терзает. За счёт этого сцена получается искренней, естественной и честной.
Например, Степан поделился историей: «Одна актриса делала свой personal про отца, видно, у неё было что-то недосказанное, наболевшее. Через года два она сказала: «Я закрыла эту тему, personal не идёт», и придумала себе новый, чтобы это было честно. То есть она отработала свою проблему, от каждого зрителя узнала что-то для себя. <…> Во время experience актёр совпадает со зрителем, открывается какая-то вселенная, они там делятся самым сокровенным и расходятся. Всегда тайным легче поделиться с незнакомцем, чем с близким человеком».
Выбирая зрителя для сцены «один на один», актеры смотрят на его позу, глаза и поведение. Они считывают готовность человека к взаимодействию. Кроме этого, на специальных тренингах артистов учили предотвращать нежелательный контакт со зрителем. «Всё равно бар, маски как раз пробуждают что-то потаённое и тайное, потому что ты обезличен, ты не ты. Для экстренных ситуаций было одно упражнение: мы вставали в плотную группу и с одним человеком вступали в контакт. Он должен был словом, взглядом остановить, одернуть нас. По закону данного жанра мы здесь главные. Мы должны быть хозяевами ситуации, потому что, если отпустим ситуацию на самотек, вся игровая вселенная развалится», — вспоминает Степан.
Сцены одевания и раздевания
Одной из первых увиденных мной сцен стало одевание Хелен Альвинг. Внезапно пропал свет, с его включением на кровати оказались две женщины, непосредственно фру Альвинг и её двойник. Героиня была почти без чувств, всеми её движениями, как кукловод, управлял двойник. Это была очень эстетичная и в то же время бытовая по набору действий сцена — Хелен встала с кровати, оделась в платье, села за трюмо. Особое внимание декораторы уделили деталям, казалось бы незначительным, но создающим исторически достоверную атмосферу: пузырькам с духами, шкатулкам, украшениям.
Во время этой зарисовки моё внимание кроме актрис привлёк ещё и один зритель. Не успела фру Альвинг встать с кровати, как он картинно, будто маха Гойи (но, к счастью, одетая), на нее лег. Не вставав до самого конца сцены, мужчина лежал поперек постели и оттуда наблюдал за происходящим. Он очень органично вписался во всё действие.
Следующей для меня была сцена свидания. Парень и девушка игриво бегали друг за другом по дому, целовались и перешептывались. В какой-то момент страсти начали накаляться и они ушли за ширму. Напряженно пытаясь разглядеть, что же происходит за резной решеткой, я начала понимать вуайеристов.
Апогеем откровенных сцен стала оргия. Этот знаменитый момент спектакля, мне удалось не пропустить. Актёры чувственно соединялись друг с другом, их тела переплетались. Передавать напряжение помогали яркие вспышки стробоскопа.
Повышенная эротизация, которая царит во всём особняке Альвингов, иногда приводит к эксцессам. Например, Степан Лапин рассказал о произошедшей с ним ситуации: «Идёт сцена, следующая как раз personal experience. Я чувствую зритель мой: она идёт на контакт, глаза горят, всё классно. Завожу её, снимаю маску и через 15 секунд диалога понимаю, что она пьяная в ноль, катастрофически и не соображает, что с ней происходит. Я думаю: «Блин, надо как-то это побыстрее завершать». Всё делаю оперативно, чтобы и история донеслась, и концепция не потерялась, и зритель получил какой-то свой опыт. Я уже заканчиваю сцену, отдаю ей маску, собираюсь уходить, и она хватает меня за руку: «А секс? Мне обещали секс!» Это не адекват, для неадекватных зрителей шоу, по правилам, заканчивается в этот же момент».