Хуго Эрикссен

Хуго Эрикссен — театральный режиссер, выпускник «Мастерской Римаса Туминаса». Поставил спектакли на сценах Театра Вахтангова, Театра «Практика», Александринского театра и не только. С 2011 по 2013 год учился на актерском факультета Школы студии МХАТ (Мастерская Дмитрия Брусникина). В 2016 году окончил Театральное училище имени Бориса Щукина (актерско-режиссерский курс Н.И. Дворжецкой и Р.В. Туминаса).

Тот факт, что Вы ушли из актерской сферы в режиссуру означает, что вы больше никогда не будете играть?

Никаких актерских амбиций у меня не осталось. Да они и тогда были невелики. Было ясно, что в другую сторону направлен вектор. Ныне покойный Дмитрий Владимирович давал мне какие-то режиссерские задания. На втором курсе я уже делал а-ля педагогический отрывок, который потом вошел в «Бесов» (Спектакль Мастерской Брусникина — прим.) и так далее. То есть переход был безболезненным. Я не думаю, что я был каким-то потенциально великим актером. Я взял из этого максимум. На самом деле, было гораздо полезнее ощутить эту разницу школ и посмотреть на них с разных перспектив, потому что, несмотря на какие-то общие принципы от Станиславского, есть весьма различные понимания каких-то нюансов. Римас Владимирович Туминас в принципе был вне системы, у него несколько иное понимание театра, поэтому все это впитывать и пытаться в правильных пропорциях смешать было полезным опытом.

Раз мы уже заговорили о сравнении школ, давайте сравним факультеты. Сильно ли различается учебный процесс?

Есть стандартный набор гуманитарных дисциплин. Мне тяжело говорить об учебе именно в Щукинском училище на режиссерском факультете, так как там нет структурированной очной программы обучения, в отличие от того же ГИТИСа. Мы были первым очным курсом за 5 лет. Программа была очень индивидуальная: больше времени проводили в театре, чем в институте, нас сразу интегрировали в профессиональную жизнь, мы становились ассистентами у разных режиссеров. Двое моих однокурсников ассистировали Туминасу, я — Бутусову на «Беге». В каких-то учебных работах нас сразу призывали задействовать артистов театра и студийцев, дабы мы работали не с однокурсниками. Когда приходишь работать с профессионалам, это уже другая степень ответственности и подготовки. Необходимо выстраивать определенную иерархию взаимоотношений.

Расскажите про роль мастера. Хотели ли Вы попасть к Римасу Туминасу?

Это большая удача. Туминас набирал как раз в тот год, когда я поступал. Помню, я видел его во дворике ГИТИСа, но тогда у меня не было даже мысли, что я могу прийти к Туминасу и заинтересовать его. Он был для меня безусловной величиной. Сильное впечатление на меня произвел его спектакль «Дядя Ваня», который я смотрел еще школьником. Я отлично помню этот вечер, когда я вышел на снежный Арбат, падал мягкий снег и я тогда, глядя на эти колонны театра (Театра Вахтангова — прим.), подумал о том, как бы я хотел здесь работать. Однако, спустя какое-то время, поняв, что я здесь работаю, я был удивлен тому, что не испытываю какого-то внутреннего трепета. Туминас был для меня большим авторитетом, при том что его эстетика сильно отличается от того, что практиковалось в Мастерской Брусникина. Он был крайне беспощадный педагог, иногда, может быть, даже переходил грань. Вспоминаю Товстоногова (Советский театральный режиссёр и педагог — прим.), который говорил своим студентам: «Как бы я ни был с вами жесток, жизнь будет жестче». Наверное, что-то подобное испытали и мы. Но это дало хороший иммунитет, впоследствии я значительно меньше испытывал волнение в общении с кем-либо. Те, кто это выдержал, закалены. Хотя уцелело не так много. Была мощная текучка на курсе.

Какая из нынешних интерпретаций «Чайки» Вам нравится? Последняя «Чайка» в МХТ им.Чехова нам, например, не понравилась.

Да, это последняя «Чайка», которую я видел и она мне тоже не понравилась.

А «Чайка» Бутусова?

Мне кажется, что «Чайка» Бутусова это явление, но уже чуть-чуть из другой эпохи. Если мы вспомним, для Бутусова это был некий прорывной спектакль. Например, если отследить его творческий путь, «Ричард III» или «Король Лир» в Сатириконе, при некой свежей эстетике того времени, были довольно конвенциональными повествовательными спектаклями. А «Чайка» всех ошеломила. Этот метод деконструкции, безразмерность, тотальная эклектика, надрыв - тогда это было свежо и вообще системно полезно. Но спустя какое-то время, отдавая дань этому спектаклю, хочется ли мне его пересмотреть и трогает ли он меня? Наверное, нет. Мы сейчас можем отследить, как все эти приемы Бутусов воспроизводит снова и снова, и уже сложно отличить один спектакль от другого, если ты не знаешь артистов, которые работают в театре. Он стал заложником этой эстетики. Лично меня уже не очень удивляет.

Мне очень жаль, что я не видел «Чайку» Люпы в Александринке. Говорят, это был знаменательный спектакль. Вы, наверное, уже поняли из контекста, что у меня большое уважение вызывает Люпа. Насколько я знаю, там был очень интересный поворот. Он сделал удивительную вещь — у него Треплев не стрелялся в финале. И он сказал, что, на его взгляд, это самоубийство — дань нормам драматургии того времени, и что настоящая трагедия художника заключается в том, что он превращается в посредственность и скатывается к своим штампам. Не дав Треплеву себя убить, он как раз и создает современную трагедию.